Энвиль Касимов: Кофе пьёшь по утрам?
Елена Куприна-Ляхович: Да, конечно. Много! У нас стоит кофемашина. Когда мне её подарил муж, я сначала очень удивилась: что за подарок женщине?. А теперь я понимаю, насколько это ценный подарок. Кофе мы пьём литрами.
В твоей жизни есть неудачи?
Да, безусловно как у всех людей, которые что-то делают. Одна из неприятных неудач – несостоявшаяся выставка про историю Young British Artists – это группа, куда входит Дэмиен Хёрст, Сара Лукас и прочие известные английские художники. Мы её долго готовили и, к сожалению, по независящим от нас обстоятельствам выставка не смогла случиться.
Мне кажется, это банальная неудача, потому что самая большая твоя неудача, по моему мнению, – 7 марта, день твоего рождения.
Это самая большая удача! Я очень благодарна маме. Потому что когда твой личный праздник перетекает в общественный в 12 ночи, ничего веселее нет! И подарка у меня два. У моего мужчины тоже день рождения 20 февраля. 7 марта – это замечательный праздник, потому что я имею возможность праздновать его в свой день рождения, потому что следующий день всегда выходной. Я ни разу в жизни не переносила празднование. Поэтому 7 марта – это первая удача и самая большая.
Коты в твоей жизни.
Занимают огромное место.
Честно тебе сейчас откровенно признаюсь, что ненавижу твоих котов. Они наглые и умные.
Ты видел только одного нашего кота – Бориса Ефимыча.
А почему он Борис Ефимович?
Он Гройс. Борис Ефимович Гройс - ныне живущий великий теоретик современного искусства.
Они знакомы?
Нет. Я объясню. Когда у нас делала выставку его жена, наш кот Борис Ефимыч жил в другом месте.
Я наблюдал сцену, что твой кот выступал экспертом оценки каких-то художественных произведений.
Он, конечно, не может быть оценщиком, у него нет сертификата СРО, он не оканчивал муторные курсы оценщиков. Проблема в чем – у нас же нет регламента оценки художественных произведений и наши искусствоведы, для того чтобы стать оценщиками, вынуждены получать документ, что они умеют оценивать недвижимость, производство, машины. Это жуткая тема. И Борис Ефимыч пока не получил такие документы.
Почему картины некоторых художников стоят так дорого?
Что ты называешь «дорого»?
Ну, 100 миллионов…
Это художники, которые уже не с нами. Они в другом, лучшем из миров.
Есть художники, которые тратят на создание произведений 3-5 минут и продают их за миллионы.
Подожди-подожди. 3-5 минут и вся жизнь…
А молодые китайские художники? А у них нет миллионов.
Среди них есть дорогие действительно известные звезды, которые, слава Богу, при жизни смогли получить свою цену.
Почему Марк Ротко, который валиком красит картины (любой маляр может это сделать), почему он стоит так дорого?
Любой маляр это не может сделать. Художник же не просто так красит. У него есть своя концепция. Художники, которых дорого продают, они в какой-то момент изменили мир. Возьми того же Хёрста или Энди Уорхола, Кандинского, Малевича, Ротко, Пикассо – они меняли мир. Это же важнейшая часть общественной среды. Они делают такие вещи, которые не сможет сделать никто другой. Им ни с кем не надо договариваться, они работают сами с собой и в конце концов отражают изменения мира, предъявляют миру эту изменения и мир понимает, что он изменился. Это очень сложно я сказала?
Нет. Все понятно. Именно художник осуществляет познание мира, вот этих вот тонких изменений.
У него прямая связь с Богом. Ему не нужно слова использовать, чтобы что-то объяснить. У него визуальный образ. Он более выпуклый и четкий, чем слова. Художник отправляет образ в вечность.
Про событие, которое произвело определенный хайп, не только в искусстве, но и в мире. Якобы самоуничтожение картины Бэнкси на Сотбис.
Вполне вкладывается в его концепцию работы. Она особо-то не уничтожилась, просто стала немножко другим произведением. В результате покупательница, которая покупала неразрезанную картину, эту тоже купила, согласилась ее выкупить радостно. Это акция, привлекшая внимание к художнику, к его концепции институциональной критики. Очень у немногих получается осуществлять эту концепцию.
Бэнкси - человек?
Думаю да. Может не один, но это человек. Хороший проект. Мне нравится.
Я с тобой как-то был в Лондоне на Сотбис. Ты водила меня туда на экскурсию. Большие аукционы – это азарт или расчёт?
А казино азарт или расчёт? Суть в том, что есть игры азартные (рулетка) и есть неазартные (покер). С аукционами то же самое. Ты можешь войти в азарт, а можешь не позволить себе это сделать и поступить расчетливо. И если ты профессиональный человек, то чаще всего поступаешь расчётливо. Но в мире искусства немного другой расчёт. В мире искусства выигрывает тот, кто платит больше всех. Если тебе кажется, что ты платишь за шедевр выше рынка, сначала думаешь: «Боже, что я делаю?». А потом выясняется, что ты выиграл. Потому что стоимость шедевра в деньгах растёт выше, чем стоимость средней работы. Всё равно выигрывает тот, кто платит больше.
На какие деньги живёт искусство? Я знаю художников, которые не занимаются зарабатыванием денег на своём творчестве.
Естественно. Очень сложно заработать деньги на своём творчестве живущему художнику. Посмотри на любую другую страну, где не ломалась система. Во всём мире тратить деньги на искусство – это привилегия. Далеко не у каждого спонсора музей возмёт деньги, надо заслужить это право, нужно быть белым, пушистым, платить налоги. Королева Англии даёт один фунт «Ройял Академи», а потом там большой конкурс спонсоров, потому что они встают в один ряд с королевой. В Америке серьёзнейший конкурс, чтобы быть спонсорами Гуггенхейма, МоМа, Метрополитена. Очень надеюсь, что мы до этого тоже дойдем. Быть меценатом – не знаю, как объяснить эту тему, она тонкая и не очень публичная. Это же социальный лифт. Ты можешь помочь больным детям, но не можешь повесить это на флаг. Ты обязан помогать больным детям. Прежде чем идти помогать искусству, подразумевается, что ты помогаешь необеспеченным людям, попавшим в тяжелую жизненную ситуацию. Но это нельзя вывешивать на флаг, потому что для любого человека это само собой, это движение души. Благотворительность, о которой не принято рассказывать. А помощь художникам и спорту – об этом принято рассказывать. По твоим спонсорским вкладам о тебе и судят. Но спорт – это тело, а искусство – лицо.
Помогая искусству, мы помогаем формировать своё лицо.
Есть секрет. Во-первых, человек, который оказывает помощь искусству, он получает совершенно другие связи бизнес-сообщества, в том числе в продвижении и уважении. Ему можно верить, с ним можно работать. Во-вторых, приведу пример. Приходим на аукцион – висят две картины, примерно одного размера, года, краски одинаковые - одного художника. Та, которая чуть побольше, оценена меньше, и наоборот. Начинаются торги, и та, которая поменьше, уходит за бешеные деньги. Сумма в 10 раз больше, а другая всего лишь в 2 раза дороже. А почему? Потому что маленькая была из известной коллекции. Есть такое понятие «провенанс». Человек, который искренне помогает искусству, получает огромную преференцию. Если он помогает искусству и строит на этом своё имя, его вещи получают добавленную стоимость, из-за того имени, которое он себе построил, помогая искусству. Это долгое вложение, но очень хорошее. Для этого искусство нужно полюбить.
Школа для современного художника. Раньше я понимал, что поступаю в художественную школу, потом в училище, институт.
В соответствии с концепцией непрерывного образования, я бы сказала так: сначала нужно пойти в Свободные мастерские, потом в Родченко, чтобы приобрести навыки современные, а потом в Институт современного искусства, чтобы поставить голову, кроме того, что нужно ещё поставить руку и глаз. А после этого можно попробовать быть художником. Но прежде он должен изучить разные точки зрения. Он должен понять, что мир многогранный. Столкновение юности с многогранностью может дать хороший эффект в плане появления нового художника. 
Почему современная российская власть стала больше уделять внимание изобразительному искусству?
У нас в своё время с властью сложились одни отношении, потом они рухнули и сейчас они складываются заново. Я понимаю, что, наверное, люди, которые работают на государство, понимают, что искусство — это очень сильный канал информации и управления. И что если этим не заниматься, то этот канал может попасть не в те руки. Но тут нужно быть аккуратным – важно не упасть в пропаганду тупую, которая была важна в экстремальной ситуации. У меня есть гипотеза, почему исчез социализм. Пропаганда, которую создали в 42-43 годах, была гениальная пропаганда, и её делали гениальные люди. В Красногорске я готовила один проект – посмотрела все выпуски новостей, посвященные культуре за всю войну. Был выработан очень сильный метод, но он хорошо работал в экстремальной ситуации. А когда в 70-х, в спокойное мирное время, некоторая часть населения удовлетворила свои первичные потребности, а продолжали теми же самыми методами работать с населением, не переделывая его. Над этим нужно постоянно работать. А когда эту машину попытались сохранить, как она была. Народ посмотрел и сказал: «Ребята, что-то мы не поняли. Что-то вы нам говорите не то совсем, что мы видим в жизни». И когда пришла перестройка, все говорят: «Вот, там «чернуха» попёрла», а это была не совсем «чернуха». Этому все радовались, потому что это была как бы «правда жизни». А потом выяснилось, что с «правдой жизни» тоже нужно работать. И «правда» – это может быть и не правда. И сейчас у нас время постправды, и я очень надеюсь, что государство поймёт, что не нужно восстанавливать ту машину, что к вопросу нужно подойти абсолютно по-другому. Еще учитывая тот момент, что сейчас идёт повсеместная роботизация, люди остаются без работы. Это одна из глобальных проблем человечества: чем всех занять. И тут на помощь приходит культура и если сейчас не выработать правильную концепцию, то потом будет сложно. У нас сейчас на смену глобализации приходит концепция персонализации, и мы должны для каждого человека создавать мир, в котором ему есть чем заняться. И тут дикая популярность школ любого творчества.
По моей концепции разрушения империи, на какой-то период пришли не совсем образованные люди и не умеющие образовываться. И они упустили эту угрозу. Они недопонимали, что культура – это серьезнейший инструмент. Надо было коммунистам возглавить джаз и твист и помочь организовать бульдозерную выставку.
Ну, бульдозерная выставка – это была одна из первых акций (вернёмся к Бэнкси) институциональной критики того времени. Только возглавлять не умели. С изобразительным искусством еще сложнее. Часто художник делает не очень понятные людям вещи, потому что он делает образ и сам еще его не понимает. У нас есть родовая травма в России, что у нас все понимают в искусстве – все писали сочинения по картинам. Вообще у нас человек гениален – он может по абстракциям написать сочинение. Нигде в мире это не практиковалось. Нас зарубежные коллеги часто не понимают, почему мы любую работу хотим объяснить словами. Мы такая литературоцентричная страна. И тут пропагандистски было бы важно объяснить, что если ты чего-то не понимаешь, это не значит, что это плохо. Это пошло бы на пользу другим сферам общественной жизни. Однажды везли выставку в Кемерово. Конец 90-х, заходим в самолёт, сидят очень серьёзные мужчины, рядом со мной оказывается человек-начальник. Мы с ним заговорили, он расспросил куда мы везем выставку. Я ему рассказала, что будем выставлять русский пейзаж конца 19-конца 20 века. Он попросил показать, а я ему предложила показать 19 век, как раз будет вам понятнее. Он говорит: «Нет, это я как раз всё понимаю. А вот конец 20 века я не понимаю и очень хочу это понять». И всё. Внутри меня звучали аплодисменты. Я не знаю, как зовут этого человека, но с тех пор я его цитирую 20 лет.
Некоторые до сих пор не понимают Малевича.
Уже начали понимать. Я заметила, что как 100 лет проходит, встают очереди на выставки. Потому что спустя 100 лет до людей доходит. Мы не может требовать от широкой публики, чтобы она понимала современное искусство. Идея очень долго проходит через общество. Я когда историкам рассказала про 100 лет, они сказали, что я исследую очень узкую группу – людей, которые ходят в музеи. Но не все люди туда ходят. Выясняется, что есть куча народу, которая живет вовне доступной среды. Поэтому они назвали другой срок – 300 лет. Именно на протяжении стольких лет меняется общество. А этот диалог проходил в начале 2000 годов. И тут я понимаю, что у нас всё время в тот момент дискутировались в прессе реформы Петра Великого. Та часть общества, с которой мы имеем дело, это продвинутое высокообразованное население. Тем не менее изобразительное искусство сильный посыл не только в вечность, но и в современность. И сейчас особенно важно, чтобы люди ходили в музеи. И интернет дошёл туда, откуда людям в музеи не доехать. Поэтому и там важно транслировать хорошую профессиональную адаптированную точку зрения на искусство.
Давай поговорим о важном. Твоё первое воспоминание детства.
Я иду по нашему дому, в котором ломают печку. И образовался проём на чердак, а я маленькая, и этот проём казался гигантским и высоко-высоко люди смотрят. Это такой сильный образ. Я понимаю, что это воспоминание детства именно потому, что я на это смотрела, задрав голову вверх.
В какие куклы ты играла?
У меня была кукла Глаша. Мы шили ей платья – ничего необычного. Ещё был мишка, которого подарили, когда мне исполнился год. Он ещё из опилок. Они теперь сидят у мамы в квартире.
Что бы ты загадала золотой рыбке?
Это вечная проблема, что пожелать. Есть куча всяких желаний и хочется, чтобы они исполнились. А потом ты думаешь, как-то глупо тратить такой ресурс на такие мелкие вещи. Надо, чтобы все были здоровы, жили долго и были счастливы. Потом понимаешь, что себе что-то хочется. А мне хочется, чтобы родные были здоровы.
Чем тебя не устраивает планета Земля?
Я её так люблю, я обожаю Землю. Меня не устраивает не сама планета. Это всё внутри нас, борьба добра со злом. Посмотри какая у нас природа – какая осень, деревья, леса, моря, горы. Это безумно красиво! А зло всё от нас.
Готова стать бабушкой?
Да, с удовольствием. Я очень буду рада.
Спасибо за беседу. Думаю было интересно не только мне.
Спасибо, что пригласил.